Стейн Мерен

ИЗ СБОРНИКА «ВРЕМЯ ВРЕМЕН», 1983

(C) H.Aschehoug & Со [W. Nygaard], 1983

Перевод А.Парина



ЛИЦО СТАРОЙ ДАМЫ

     Где-то далеко: голоса, свет
Стерлись воспоминанья, канула
     жизнь - и вдруг всплывает
   блеклая под перепонками плоти и зеркала
Все прозрачней, прозрачней лицо,
словно встала она в оглушительный света поток
и прислушивается к шуму

   Там в лабиринте подземных чувств
     бежит запыхавшаяся девочка,
   к летнему свету бежит... Глянь-ка, вон там
она заглянула через приоткрытую дверь
     Музыка, возгласы, смех, господи, это
весна, весна, сундуки с приданым проветривают
платья нарядные, кольца и бусы по всему полу

Очумелая, не отрешившись от грез, лету она велит задержаться
   Муж и ребенок как шквал проносятся сквозь нее,
     обрушивается лавина забот,
   их лица разбрызгивают лучи
Это лицо такое знакомое: это ее черты,
     знает она, что путь предстоит ему долгий -
путь во всех направленьях дорогой потомства

     Вот она, от всего отрешившись, идет
последнюю часть пути... Одна-одинешенька



ПОЕЗДКА

И вдруг я вспомнил, как увидел ее
   во встречном поезде метро, в недрах туннеля,
     в лавине лиц, и вдруг ее лицо в оползне
времени по склону времен вдруг подкатило
     и вспыхнуло... И город летний над нами плыл!

Все разыгралось именно там, у входа
   в подземное царство, я снова увидел тебя, я
     махнул рукой, ты сидела за гладью зеркальной
и меня не видала. А я был поднят на землю,
     и резкое зрелище солнца меня ослепило, ты осталась там!

О, я все вижу большие твои глаза,
   живые твои глаза, там, внизу, глубоко под землей,
     они несутся вперед в направленье встречном,
во встречном времени, твои глаза, открытые настежь,
     как ночь, такие живые, в недрах встречного сновиденья!



ТАИНСТВЕННОЕ МГНОВЕНИЕ

Солнце садится. Дыханье из чащи колеблет
     листву на опушке. А потом низвергается ночи лавина

Но вдруг вспархивает птица
     и замирает в полете над равниной темной
В этот безмолвный искрящийся миг
     ловит свет она своим полетом



НЕЖНОСТЬ

Два человеческих существа, голые, как две руки
     в темноте, схватывают друг друга,
сжимают друг друга в объятьях, молча, в беспамятстве,
словно любовь их прощанье навек

Два человеческих существа, голые словно ладони
     бледные, словно несущие смерть друг другу,
смерть, которая их заставляет жизнью светиться,
словно каждый миг прощанье навеки

Два человеческих тела, голые словно
     руки, схватывают друг друга, воистину будто
знают они, что вся жизнь - прощанье навеки
Как их назвать? Томленьем, тоской, томленьем



СТАРЫЙ САД

Старый сад, зажатый в узкую щель
забвенья и тьмы... Морось легкие заполняет,
растворяется время в крови бисером дождевого света
Вслепую раскину руки над временем,
схвачусь за перила, металл холодит и склизок,
распознаю беззащитное детство в себе - память велит!

Выхватить воспоминанье точь-в-точь как поймать бездомную
кошку ни с того ни с сего. Где-то в замкнутую электроцепь
накрепко вделано, дожидается время, я прикасаюсь к предмету,
время наносит удар забытым событьем, меня сотрясая, -
и прочь кошкой шальною несется, ползет скользкой
травой в утонувшее время, тридцати лет как не бывало!



ГОРОД НОЧЬЮ

Ты видел, как люди из кино выходят,
как пусты, угрюмы их лица, оторвались на миг от самих себя
и припали к призрачному мирку киноэкрана, словно
долго пролежали в воде, размокая, кто же из нас
я я, идущий по улице, средь людского потока,
я с ними плыву по теченью, потухшие, бледные лица
рядом мерцают во тьме, как в море рыбешки, безжизненная
лавина лиц сквозь меня ползет, словно обескровила ее
пустота, как и меня, тьма сквозь нас течет, за проулком
проулок, в водовороте мигающего света и серых лиц,
что бледнее, чем в сумерках снег, я погружаюсь,
пойманный светом, внутрь темноты, что надо мною сомкнулась, -
тьмы, живой от безмолвных лучащихся взглядов...



* * *

Девочки носятся под дождем,
хохочут, и кажется нам, будто бегают так
целые дни напролет, под дождем, что звенит и звякает
каждою каплей - зеркальцем радости

Девочки под дождем, они сами легки,
словно изморось, в наши глаза они брызги света бросают,
вешнюю воду и смех, девочки, лица которых облиты дождем.
Словно прямо из будущего они сюда прибежали



У ОКНА

Двое стоят за окном, старые люди, видят нас или нет, вот
что хотелось бы знать, вечно стоят у окна, неразличимы почти
за стеклами, движутся еле заметно; даже когда от окна отходят,
оставляют они свой абрис, он так и маячит за стеклами.
Нас они видят - или просто в упор смотрят сквозь нас,
кружащихся вихрем по дворовому льду, а может, им вовсе
и делать нечего, кроме как руки сложа сидеть у окна.
В доме у нас говорят, что у них были когда-то дети и они тоже
играли во дворе, дети, как мы, подумать только, как странно,
дети, которые по льду чертили круги, а может, они размышляют,
как их чада кружатся в суетном мире, а круги все шире и шире,
а может, они вспоминают, как были детьми, ведь и они же
были когда-то детьми, о, эта замерзшая гладь отражает смену
времен во всей полноте сквозь нашу игру, а может, они нас видят,
не видя нас, в общем и целом, но мы-то их видим,
даже когда мы не видим их, ибо с каждым годом они погружаются
все глубже и глубже в иное пространство, и вдруг я увидел их
внизу, в глубинах морских, их бледные, вдали едва различимые
лица, в глубинах беззвездных, а мы смотрим не отрываясь на
годы бегущие, что носятся вихрем в облике новых детей незнакомых!



ЕДИНСТВЕННОЕ СЛОВО

Люблю тебя. Не знаю, чем
плачу за это. Мой облик тонет в облике твоем.
Твои «да», твои «нет» - в них впечатан я сам.
И это меня разрушает. Но ты этого стоишь.

Да. Нет. Единственное слово. Я вглядываюсь
в тебя. Взгляд твой, глубокий, сосредоточенный,
трепещет в наготе своей, окруженный ночью,
словно звезда, звезда, дождем заслоненная.

За дождевою завесой подрагивает звезда.
Острие клинка. Лед и полымя.
Слово... Рана, которая вскрылась. Птица,
которая вдруг распелась. В полымя брошенное сердце.



КОСТЕР НА ИВАНОВУ НОЧЬ

Никак не пойму почему в костре что жгут на иванову ночь
я вижу всегда орла
Орел - темное пламя на куче горящих угольев
Орел воссевший в лучах восходящего солнца
на самом высоком из кряжей, на острие светоносного шпиля
Темней чем каменный кряж
с короной лучащейся вкруг головы
Крылья расправил - стал устрашающим колоколом
и тело как колокольное било качается между звучащих крыл
дрожа от порывов ветра, над безднами воли
несет он в небо всю тяжесть камня
Солнцу сродни

И устремляется птица-орел к морю,
сбрасывает полет, как первобытную оболочку,
на окаменевший от страха берег, мчится тень
сквозь громаду кряжа, отзвуки горних высей
в каждой черте проступают, мчится своею собственной тенью
прямо в толщу морскую, и входит в рыбину,
и кружится и петляет кругами беззвучными смерти
по склонам кряжа открытым, как гладь песни,
он вверх летит и там восседает, огонь
в огневом пространстве, горит не сгорая
И там, в трепете крыльев на темных камнях,
вдруг вспарывает солнце



ВОСПОМИНАНИЕ

Они не видели ее. Большую птицу. Мгновенье
     медленно текло... Тьма с каждою секундой
приоткрывалась, можно было свет
     услышать в листве - она, как оконные переплеты,
отделяла их от залитого сияньем летнего мира

Огромная птица - она покружила по-над домами
     и прочь проплыла. В глубь небес. За столом,
под сенью дерев, вооружась ослепительными бокалами
     и отчуждающим от жизни смехом, они выпивали,
вдоволь смеялись и не увидели птицу... Это было во сне?..



ИЗГНАННЫЕ

Любовь есть королевство
     что унаследовано нами от собственного детства
и раздроблено во многих ласках
     на удельные княжества
где правят униженье сладострастье ревность

Плоть под напором чувств
     в саму себя погружается
обнажая свои побуждения
     поношенное унижение обновляя
утверждая унижение вновь, неизменно
     в ореоле детских восторгов

Но вот что нас притягивает -
     красота взаимных влечений
мы в нее врываемся смерчем, все сокрушаем
     сметаем с лица земли и втаптываем в грязь

Это ты научила меня игре. Тот,
     кто безразличен, самоуверен
и нимало не обеспокоен поисками любви,
     как раз и оказывается горячо любимым.
А кто в любви нуждается,
     тот отвергнут, брошен на дыбу
и на колеса плотских желаний...

Любовь есть королевство
     нас из него изгнали
мы все грезим что нам поможет туда вернуться
     та что уязвила нас всех сильней



КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ

Она любила один только раз,
было долгое светлое лето; с тех пор
вспоминала она те несколько дней,
когда были распахнуты все двери на верандах лета.
Но он ушел. И любовь никогда
больше не возвращалась. Через двадцать лет
лицо ее стало холодным. Плотно закрытым.
Как дверь, что захлопнулась резко.

Но вот вселилась в дом молодая
семья. Малютки дети. Девчачьи голоса.
И лицо ее приоткрылось на самую малость.
Как чаща лесная в миг, когда утро льется с небес.
И снова прошло двадцать лет. И девочки разлетелись,
как пташки, по свету. Но какой-то теплый
оттенок, еле видный, почти не востребованный,
остался в глубинах, лучась, этого состарившегося лица.



* * *

Если это мир, то какова же война,
мир, который все противоречия медленно сгущает,
и воплем открыты мы настежь бронированным безднам,
если это мир, то откуда же этот ужас,
что шевелится под мостовыми... Все тайное
стало явным; о чем мы не в силах вслух говорить,
то слышится всюду; если это мир, то, значит, война,
не иначе, маршем идет через нас и домогается мира
В этих прозрачных фасадах домов разбилось мгновенье
на тысячу осколков, это империи непомерные,
что взрастают на законах неравенства, растут наружу и внутрь,
пестуют концлагеря, гигантские концерны, нищету
и крушат народ. Здесь, под городом этим, есть
город иной, голый, разбитый параличом, он там
пребывает всегда, грязь, камни брусчатки, образы,
что вихрем врываются в нас и несут нас
по времени вспять, в поисках очага...



ЛЕДНИКОВАЯ РЕКА

Издалека река черна в вечернем
свете, тьмой золотистой змеится на снегу. Но там,
внизу, под тонким слоем бурных струй,
свеченье от дна речного, как от руин, объятых
пожаром, исходит... Отчетлив каждый камень
в невидимом сиянье льдистого огня

Какой-то чудесный свет двойной
Он измучил меня в этот вечер
становившийся все темней. Я погружаю руку
в ледниковую воду и светятся пальцы мои
будто в бурлящей ключевой влаге
с речного дна я хватаю
светящийся камень

Вдруг вечер опрокинулся и стал тонуть
тонуть... И завеса зеркальная канула в воду
и камень у меня в руках потух
Я вдруг увидел собственное лицо
побитое стужей глядящее в оледеневшее зеркало



ЗВУЧАНИЕ ВЕСНЫ

Ночь и день насылали сыпучие вихри лучей
на глетчеры и ледники
утро за утром пускалось солнце
в путь-дорогу навстречу лету
И по утесам низверглись воды
вниз к водоемам своим
Бодро Бешено Победоносно
Весна настала Настала весна

Но в лесных глубинах
воды стихают, разливы
просачиваются в расщелины между камней... Это звучанье
мы там как раз и услышали, вначале
как подголосок, а позже
он в плач превратился, плач одинокого
безутешного ребенка. Болезненным,
горьким было звучанье весны

Словно небо все целиком поселилось
здесь
чтоб изведать снова собственный голод
Изведать боль



ЛЕСНОЕ ОЗЕРЦО

Как будто круги на озерце недреманном
Как будто птица, которая взмахами мягких крыльев
овевает утопающее лицо

Или женщина плачет посреди ночи. Плачет,
потому что любит. А может, потому, что
не любят ее. Плачет, чтобы забыться.



ИНТЕРВЬЮ

Не спрашивай меня о том, могу ли я
тебя в воззрениях упрочить или же помочь
позицию выбрать. Я сам решаю плохо
арифметические задачки.

Я дам тебе мои стихи, страсть
угрюмую мою, может быть, встретишь себя
самого в них, а может, нет. Мне нечего дать,
кроме страсти, взросшей из мук да из смерти.

И не спрашивай меня о том, что важнее:
опыт чувств или опыт разума.
Единственное важно: то, что мы называем жизнью,
позволяет нам рождаться заново.



ЛЮБОВЬ РОДИТЕЛЕЙ

Любовь которой любят дети родителей своих
вот самая сильная самая бескомпромиссная
любовь на свете
Но она кратковременна. И медленно отмирает
в душе по мере того как ребенок взрослеет
Да, да... Ничего не попишешь, она умирает...

А вот любовь родителей - она
не гаснет никогда, все растет
и растет. И даже когда умирают родители
она продолжает гореть в душах детей, тихое,
никому не заметное пламя не угасающее вовеки

И даже когда умирают дети
эта любовь прорастает и в новые поколенья
словно солнце чьи долетают лучи
до самых далеких звезд



ПРИЗРАКИ

Я верю, что призраки еще есть,
это голоса, чьи призывы мы слышим, они в нас звучат,
голоса умерших, если угодно, они просачиваются
в нашу жизнь, мы проносим их боль, их тоску
сквозь наши объятья, детей и войны...

Умерших голоса, они едва различимы на грани
света и темноты... Есть вещи поважней, которые взывают
к нашей вере - не только голоса умерших... Вслушайся,
ведь они нас молят от груза их чувств отступиться,
чувств, что в нас копошатся, невнятно нашептывают,
им бы высвободиться, рвутся к смерти, рвутся прочь от нас

Может быть, это мы мерещимся умершим в их снах
Может, они слышат наши голоса, словно прикосновенье
тени, быть может, слов они и не слышат, но снова
узнают все свои страсти земные, тогда словно поезд
вдруг дергается, трогаясь, в нас... Умершие, глубоко
под землею, темные, словно вагоны, отцепленные от поезда жизни



* * *

Ночью, в ночи времен, среди
ночи кромешной
Звезды это ведь солнца чей пробивается свет
сквозь бездны ночи

Подобно тому как любящий или страждущий
шепчет светлые слова свои или стон исторгает
из пучины мук или смерти
так бурлят они яростно

И словно в какой-то момент они вызовут
жизнь