Рейтинг лучших зимних шин.

Ханс Берли

ИЗ СБОРНИКА «ЗАМЕРЗШАЯ КЛЮКВА», 1984

(C) H. Aschehoug & Со [W. Nygaard], 1984

Перевод Ю.Вронского



ЗАМЕРЗШАЯ КЛЮКВА

Когда было особенно трудно -
в зимние дни, жесткие и холодные,
как стертые стальные полозья, -
ко мне явились слова, точно
горький вкус в сердце.
Северный ветер
леденяще выл над болотами,
чисто подметая кочки,
и на них начинала сверкать замерзшая клюква,
матово-красная и горьковатая,
как будто небеса истекали кровью.

ЗВЕЗДА

Время идет к вечеру.
Я останавливаюсь и опираюсь
о каменный знак на освещенном закатом холме
и долго смотрю на восток,
где синие утренние вершины
погружаются в сумерки.
А потом снова шагаю на запад.
Снимаю звезду с неба
и несу ее в руке, как фонарь,
освещая самую глубь ночной земли,
где моя видимая оболочка
скоро растворится и развеется,
как дым, подхваченный ветром.

Но звезда, которую я несу,
будет светить тебе
долго-долго,
вися на западе над самой вершиной.



ДОМА, НА ЗЕМЛЕ

Поздним осенним вечером
я возвращался из леса после сбора ягод.
Я видел, как из-за горной гряды на востоке
медленно поднимался Орион. Наконец великан
уперся своим правым серебряным башмаком
в вершину над Глухариной скалой. И замер,
задумчиво подняв левую ногу,
перед тем как шагнуть по синей дороге на запад.

Ранним летним утром
я лежал в траве на покосе.
Надо мной раскинулось июньское небо,
непостижимо светлое и пустынное.
Я как будто плыл в синеве,
подобно фигуре с форштевня погибшего судна.
Сквозь колышущуюся зеленую траву
я видел низкий месяц.
И глаза мои увлажнились от счастья,
когда сосновая шишка
стала тереть мне между лопатками,
заставив меня отодвинуться.



* * *

То, чего ты не смог сказать,
живет рядом с тобой.
Твоя жгучая тоска пылает в твоих руках,
ты - центр освещенного круга,
в котором лица вещей кажутся ближе
и вместе с тем дальше, словно они стоят
с дымом лесных пожогов в глазах
и смотрят на звезды.



ФЬЕЛЛСКУГЕН

Когда час мой пробил,
я сложил все вещи в рюкзак
и отправил свое тело
из леса домой,
но душа моя навсегда осталась там,
в лесном одиночестве. И стихи мои
пьют корнями силу и соки
из каменистой почвы Фьеллскугена.

Если летним вечером ты остановишь машину
и выйдешь на избитый волнами берег
озера Верен, я увижу тебя
глазами леса
и ты услышишь, как я обращаюсь к тебе
тихим голосом лесного шелеста.
Я пишу о праздничном великолепии вечернего неба,
вознесшегося над приземистыми буднями,
я прикасаюсь к гуще сосновых веток
осторожными пальцами ветра.



ПОЛЕВАЯ МЫШЬ

Тебе никогда не утолить
свой вечный словесный голод, никогда
не выразить голос, витающий
в безмолвии вещей.
Случалось, ты находил верное слово, но
этот праздник длился недолго
и не мог насытить тебя,
так лисица, упорно разгребая наст,
хватает наконец тощую полевую мышь -
и жадно глотает крохотный теплый комочек
среди белой вечности
зимнего голода.



ШОРОХИ ЛЕСА

Шорохи леса - это
мысли души,
покинувшей свою оболочку
и летящей
по звездным тропинкам Вселенной.
Эта могущественная душа всего сущего
думает день и ночь
и о мышиных следах на свежем снегу,
и о связи планет с Солнцем,
и о вечности,
не прибегая
к корявым человеческим словам.



* * *

Моя захолустная жалкая жизнь -
пламя спички,
что трепещет испуганно
ветреной ночью,
прикрытое ладонью господней.

Зато при свете этого робкого огня
я видел ладонь
господа бога.
Она была жесткая, грубая
и натруженная,
как ладонь человека, поднявшего целину,
который стоит вечером у своего поля
и очищает метелку овса,
чтобы узнать, хорошо ли зерно.



ШУМ МОРЯ

Глубоко в своем сухопутном сердце
я слышу далекий могучий шум моря.
Точно так же слышится он
в легком шелесте
болотной осоки
на горных пустошах.



ЛУННАЯ НОЧЬ

Тени лежат на земле,
отбрасывая длинные ели.
Крику эха
жалобно вторит гагара
на темной воде. А я вишу
вниз головой
в мировом пространстве,
обезумев от холодного света.
Мету развевающимися волосами
раскаленные добела звезды.
Пахнет паленым. Сила тяготения
обеими руками держит меня
за щиколотки. Бог, подобно водяному,
с плеском поворачивается
в глубине подо мной.

Но вот лица моего
касается мокрая хвоя.
Опрокинутое мироздание
возвращается на свое место. И я стою
поразительно трезвый и деловой,
как будто я сноска
к модернистскому стихотворению.



* * *

Когда стихотворение, которое я всегда мечтал написать,
прикасается к моей душе,
уносятся все слова,
так по седой, заиндевелой земле разносятся листья,
когда, тяжело взмахивая крыльями,
в лесу взлетает глухарь.



БЕССЛЕДНОЕ

В последний раз ты погладила меня по щеке
там, в больнице.
     Твоя рука,
которая раньше была грубой и жесткой
от работы в хлеву, в огороде и в поле
на нашей каменистой земле,
стала теперь
прозрачной и хрупкой.
Твоя робкая ласка была схожа
с упавшей на снег тенью птицы.
Я до сих пор ощущаю ее,
спустя много лет.
Бесследное всегда оставляет
самый глубокий след.



НА ЗАПАД ОТ ХЕСТЕКНАТТЕНА

Когда я гляжу из окна кухни
нашего красного домишка в Беррюде,
я вижу на западе зубчатый горизонт,
очерчивающий границу
мира, доступного моим глазам.

Но в мыслях я совершаю далекое странствие
по небесной синеве
на запад от Хестекнаттена.
Иду высокими тропами перелетных птиц,
путями обожженных солнцем пилигримов тоски,
по заросшим пушицей болотам вечности.
А вечером возвращаюсь домой
и сажусь вместе со всеми за обеденный стол
и отвечаю рассеянно,
невпопад.
И теряю собранные звезды
среди картофельной шелухи и рыбьих костей,
разбросанных на столе.



ОСЕННИЕ НОЧИ В ЛЕСУ

Осенние ночи в лесу -
видишь, не глядя, и осязаешь,
не прикасаясь. Вот почему
я и не боюсь смерти. Я
уже знаком с нею.
Часто мне кажется, будто
в бреду я переступал
звенящую границу
между жизнью и вечностью - я знаю
этот дремотный нежный шорох, эту
журчащую тишину
со звездами на дне.

Да, я при жизни посетил
землю, где осязаешь, не прикасаясь.
И вернулся, зная все
о растущей тьме,
похожей на землю под корнями деревьев,
и о свете
над вздымающейся кроной мысли -
о проблеске великого дня,
который идет мне навстречу.



ГНИЛОЕ ДЕРЕВО

Старость - это гнилость в теле.
В нем поселяются темные мысли
и медленно точат его.
Так ворона устраивает гнездо
на гнилой осине в лесу.



МЕЛОДИЯ СТИХА

Я внушаю самому себе:
все эти слова -
лишь типографская краска
на белой бумаге.
Но ведь если это мои стихи,
люди должны услышать мой голос,
пробившийся через стену расстояния.
Услышать, как я откашливаюсь,
заикаюсь,
шепелявлю
и с трудом раздвигаю слова,
чтобы между ними был слышен шепот ангела тишины.



КЛЮЧ ОТ ЦАРСТВА НЕБЕСНОГО

Как холодный сапожник узловатыми пальцами
ищет в своем ящике
среди ржавых игл, дратвы и сапожных гвоздей
нужный ему предмет,
так и я пытаюсь нашарить
среди всякой всячины в самом себе
ключ от царства небесного.



КТО ОСТАНОВИТ ПЕРЕЛЕТНЫХ ПТИЦ?

Нас окружает вечность. И все-таки
пустая рука человека
не успевает ничего ухватить.

Всего лишь секунда -
удар часов,
удар сердца -
и это уже
ТОГДА.

Кто остановит
перелетных птиц? Кто
остановит Солнце
над долиной Иосафата?