Все поэты - фантазеры,
Даже те, что сердцем робки.
Восклицают: «О, природа,
Ты - творца великий храм!

Храм, чья пышность и богатство -
Слабый отблеск божьей славы.
Солнце и луна и звезды -
Лампы тусклые под сводом».

Люди добрые, согласен!
Но признайтесь, в этом храме
Лестницы - весьма плохие;
Худших лестниц я не видел.

Вверх и вниз! Все время скачешь
То с горы, то в гору снова.
И моя душа и ноги,
Наконец, устали прыгать.

Рядом шел со мной Ласкаро,
Длинный, бледный, точно свечка.
Все молчит, не улыбнется
Этот мертвый отпрыск ведьмы.

Да, по слухам, он мертвец,
Помер он давно, но в тело
Мать Урака ворожбою
Жизни видимость вселила.

Ну и храм! Да будь он проклят
Вместе с лестницами! Право,
До сих пор не понимаю,
Как не сверзился я в пропасть.

Водопады грохотали.
Сосны выли, так хлестал их
Ветер с ливнем в перемежку.
В общем, гнусная погода!

Лишь на озере de Gaube
В тесной хижине рыбацкой
Мы нашли приют желанный
И форелей превосходных.

У огня лежал там в кресле
Старый хворый перевозчик.
За больным ходили нежно
Две племянницы-красотки.

Обе ангелам подобны,
Толстым ангелам - фламандским,
Будто Рубенс написал их
Златокудрых, синеглазых.

В ямочках на щечках алых
Смех лукавый притаилс
Роскошь сильных тел будила
Тайный страх и сладострастье.

Эти добрые созданья
Восхитительно болтали,
Споря, как больному дяде
Угодить питьем лечебным.

Та совала пациенту
Чашку с липовым отваром,
Та с бузинною настойкой
Наступала на беднягу.

«Не хочу я ваших зелий! -
Вскрикнул он нетерпеливо, -
Дайте мне вина - с гостями
Разопьем по доброй чарке».

Может быть, и впрямь напиток,
Поднесенный мне радушно,
Был вином, но в Брауншвейге
Я б решил, что это - Мумме.

Был из лучшей козьей шкуры
Черный мех; смердел отменно.
Но старик развеселился,
Пил - и радовался жизни.

Говорил он о бандитах,
Промышляющих свободно
Грабежом и контрабандой
В чащах вольных Пиренеев.

Много знал он старых сказок,
Местных былей, между прочим
Рассказал о древних битвах
Исполинов и медведей.

Исполины и медведи
До прихода человека
Воевали за господство
Над землей, над краем здешним.

Но когда явились люди,
Исполины растерялись
И бежали: мало мозгу
В столь объемистой башке.

Говорят, что дуралеи,
Моря вольного достигнув
И увидев свод небесный,
Отраженный в синей глуби,

Море приняли за небо
И, доверив душу богу,
В воду прыгнули с разбега, -
Так, гуртом, и утонули.

Что касается медведей,
Человек их истребляет
Постепенно, и в предгорьях
С каждым годом их все меньше.

«Так на свете, - молвил старый, -
Свой черед всему приходит, -
После царства человека
Царство карликов настанет,

Царство гномов, умных крошек,
Что гнездятся в недрах горных,
Вечно роясь и копаясь
В шахтах золотых богатства.

При луне их часто видишь:
Высунут из нор головки
И, принюхиваясь, смотрят.
Страшно будущее наше!

Да, богаты карапузы!
Внуки, внуки! Не пришлось бы
Вам, как глупым исполинам,
Прыгнуть в небо водяное!»